|
|
|
|
● ДЗЮ
ДЗЮЦУ |
<
НАЗАД В РАЗДЕЛ |
Упоминания именно о дзю-дзюцу
(в другом чтении - явара) - "искусстве мягкости,
податливости", впервые встречаются в новеллах памятника
"Повести о ныне уже минувшем" - ("Кондзяку-моногатари", XI
в.) Вполне вероятно, что в ту пору уже существовали
отдельные, весьма малочисленные и строго засекреченные школы
кэмпо (боевых искусств) при дворах феодалов и в буддийских
монастырях, которые были одновременно грозными крепостями с
гарнизонами, состоявшими из монахов-воинов - сохэй. В
эпических повествованиях XIII в. - "Повести о доме Тайра" ("Хэйкэ
моногатари") и "Повесть о великом мире" - ("Тайхэйки"),
густо насыщенных батальными сценами, буси, как правило,
выбивают противника из седла, затем прыгают на него сверху и
вполне ординарно стараются прирезать или задушить.
Хитроумные приёмы ёрои-кумиути в массе своей были явно
континентального происхождения. Строго говоря, каждый новый
взлёт воинских искусств в Японии был результатом прямых
контактов с Китаем или Кореей. Навыки обращения с различными
видами холодного оружия (кроме лука) пришли к буси в
процессе оживлённых дипломатических и торговых контактов с
танским Китаем в VIII - IX вв. Позже, когда контакты были в
основном свёрнуты из-за великодержавных поползновений
китайских императоров, опальные вельможи и полководцы,
бежавшие за пределы Поднебесной, нередко находили приют на
Японских островах. В конце XIII века завоевательные походы
Хубилая, широко использовавшего китайских солдат,
предоставили самураям ценных пленников, многие из которых
владели теми или иными стилями боевых искусств (цуань-шу).
Тогда же, видимо, многие крупные военачальники из Южного
Китая, долго сдерживавшие натиск монгольских орд, вынуждены
были иммигрировать в Страну Восходящего солнца. Японские
авторы возводят родословную некоторых рю (школ) к
доисторическим (и сугубо мифическим) временам, единодушно
замалчивая при этом фактор внешнего воздействия. Между тем
не секрет, что сам термин дзю-дзюцу, широко применявшийся в
китайских и корейских школах кулачного боя, происходит от
знаменитого изречения Лао-цзы о воде, одолевающей камень.
Другой термин - субаку, - обозначающий в некоторых
источниках то же понятие, происходит от корейской борьбы
субаку, с которой познакомились воины Хидэёси во время
печально знаменитых походов на материк в конце XVI в.
В памятниках эпохи Токугава отмечается, что большой вклад в
совершенствование дзю-дзюцу внесли китайские иммигранты.
Среди них наиболее известен Чэнь Юаньбин, мастера у-шу, (в
японском произношении - Тин Гэмпин), познакомивший японских
воинов с боевым искусством Шаолиня.
Чэнь Юаньбин родился в 1587 году в провинции Чжэцзян,
происходил из старинного и знатного рода и с самого раннего
детства получил хорошее образование. В возрасте 27 лет он
поступил на обучение в знаменитый монастырь Шаолинь, где
провел 13 месяцев (1615-1616). Когда ему было 35 лет, в 1621
году, он впервые приехал в Японию, в Киото, в качестве
переводчика при посольстве и зимой того же года поступил на
службу к князю Мори. В 1625 году он поселился на горе
Корин-дзан в уединенной келье ревностного поклонника
буддизма Нагатоя Кюбэй из местечка Адзабу Иикура. На месте
этой обители на следующий год был выстроен монастырь
Корин-дзан Кокусё-дзи, ставший основным "тренерским центром"
Чэнь Юаньбина. Его первыми учениками стали три ронина
(бродячих самурая) - Фукуно Ситироэмон (Масакацу), Исогаи
Дзиродзаэмон и Миура Ёдзиэмон (Ёситацу), а также монах Кюэн
и члены семьи Нагатоя. Пройдя обучение у китайского мастера,
монахи Кокусё-дзи и семья Нагатоя на протяжении ряда
поколений сохраняли традицию Чэнь Юаньбина в неизменном
виде, прозвав её "Гэмпин-рю дзю-дзюцу", а ронины разбрелись
по разным провинциям Японии и создали собственные школы,
каждая из которых стала истоком для десятков других,
благодаря чему имя китайского мастера стало широко известно
в среде мастеров бу-дзюцу.
Однако Чэнь Юаньбин не был первым, кто познакомил японцев с
шаолиньским ушу. По свидетельству хроник Шаолиня, начиная с
XIV века в нем периодически обучались японские монахи,
многие из которых активно занимались ушу. Так в 1312-1324
годах в Шаолине жил японец, известный под монашеским именем
Дачжи. Уже через несколько лет после своего прихода в
монастырь он стал одним из ведущих специалистов по кулачному
бою и искусству владения палкой, и добился такого уважения у
китайских собратьев, что был допущен на занятия главного
наставника Шаолиня по ушу мастера Хуэйвэня, который впервые
в истории монастыря передал иностранцу секреты техники боя с
18 каноническими видами оружия.
В мае 1327 года в Шаолинь пришел сын Дачжи, принявший
монашеское имя Дэши. Он должен был провести в монастыре три
года, но монахи, подружившиеся с умным, трудолюбивым и
дружелюбным японцем, упросили настоятеля разрешить Дэши
остаться в монастыре еще на несколько лет, благодаря чему он
получил возможность овладеть "тайными" разделами кулачного
искусства, к изучению которых допускались лишь старшие
монахи.
В 1347-1379 годах в Шаолине обучался японский монах,
известный под китайским монашеским именем Чжаоюань. В
"Хрониках Шаолиньского монастыря" о нем говорится: "Он
искушен в китайском языке и каллиграфии. Сначала он занимал
пост делопроизводителя, а затем - старшего монаха, к тому же
он в совершенстве овладел техникой шаолиньского боевого
искусства".
Вообще в XVI-XVIII китайские ушу оказали колоссальное
влияние на развитие дзю-дзюцу. Благодаря им в арсенал
боевого искусства Японии вошли разнообразные удары руками и
ногами, многочисленные варианты болевых и удушающих
захватов.
"Хроники воинских дел" ("Будо дзенрайки") сохранили имена
некоторых мастеров дзю-дзюцу периода междоусобных войн (XV -
XVI вв.), таких, как Хитоцубаси Дзёкэн и Сикигути Дзюсин.
Однако об из жизни и деятельности почти ничего не известно.
Большинство сведений о мастерах бу-дзюцу заключено в своде
"Биографии основателей школ" ("Дэнсё"), также неполном и
малодоступном. Описания, содержащиеся в "Дэнсё", относятся
главным образом к эпохе Токугава - периоду продолжительного
мира, когда после нескольких веков беспрерывных смут самурай
мог наконец самозабвенно посвятить себя любимым занятиям и
вволю порассуждать на тему о воинских искусствах. Количество
школ дзю-дзюцу при Токугава достигло рекордной цифры - около
семисот.
Как уже отмечалось, большинство школ дзю-дзюцу строили свои
занятия не только и не столько на отработке приёмов без
оружия, сколько на освоении приёмов против оружия с голыми
руками и против оружия с оружием, то есть комбинированного
рукопашного боя.
Так, из сочетания кэн-дзюцу и дзю-дзюцу родились школы
Араки-рю (основана Араки Матаэмоном в начале XVII в.),
Асаяма итидэн-рю, Мусо-рю, Син-син-рю,ю Ёсин-рю, Кураку-рю,
Итин-рю, Тэнcин Cинъё-рю (синтезировавшая традиции Ёсин-рю и
Син-но синдо-рю и прославившаяся такими мастерами, как
Минамото-но Масатори и Янаги Сэкидзай).
Самурайский клан Курода вошёл в историю дзю-дзюцу благодаря
заслугам Сасабара Сиродзаэмона, основателя мощной школы Рёи
синто-рю (XVII в.), конкурировавшей впоследствии с мастерами
дзю-до, воспитанниками Кано Дзигоро на решающем турнире.
Влиятельная школа Ягю-рю, основанная в конце XVI в. Ягю
Мунэёси, снискала зловещую популярность благодаря коварным
интригам и вероломству Ягю Мусэмори, наставника фехтования
при дворе сёгуна Токугава Иэмицу,- того самого, которому
адресовал свои назидания преподобный Такуан.
Большую роль в становлении современных воинских искусств
сыграли школы Кито-рю и Дайто-рю. Школы чаще всего
ожесточённо соперничали друг с другом, доказывая
превосходство броска через бедро, подсечки опорной ноги или
удара кулаком в переносицу. Различия между ними заключались
в постановке дыхания, способах и в преобладании той или иной
группы приёмов: бросков с участием бёдер и корпуса, бросков
при помощи болевых заломов рук, удушающих захватов или
подсечек с подкатом, рубящих или тычковых ударов. Однако
общих черт было несравнимо больше, что позволило
впоследствии создать на основе дзю-дзюцу универсальные
системы борьбы - дзю-до и айкидо.
Как уже говорилось выше, самураи использовали искусство
борьбы без оружия в том случае, когда меч ломался, при
внезапном нападении неприятеля ночью или же при переходе
воинов после сражения на мечах к рукопашному бою. Кроме
того, самураи применяли свои секретные приёмы в случаях,
когда было нежелательно употребление меча. Так, во время
шествия торжественной процессии даймё (даймё-рёгэцу),
окружённого свитой своих самураев, каждый местный житель или
путник должен был выражать своё почтение князю
коленопреклонением, при котором кланяющийся касался лбом
земли. В случае неуважительного отношения к феодалу,
выражавшегося в нежелании кланяться, вассалы даймё
использовали против "упрямцев" не меч, хотя они имели на это
право, а приёмы дзю-дзюцу, избегая тем самым особого
внимания со стороны публики.
Дзю-дзюцу воины обучались в многочисленных клановых школах
под наблюдением опытных наставников, причём тайна приёмов
строжайше охранялась, что делало эту борьбу привилегией
только высших сословий, недоступной для народа. (в
противоположность дзю-дзюцу, японские крестьяне, не имевшие
права носить мечи, разработали свою собственную систему
борьбы без оружия, при помощи которой они могли обороняться
от вооружённых самураев. Эта борьба называлась каратэ-дзюцу
или каратэ-до. В её основу легли древние приёмы рукопашного
боя, заимствованные жителями о-вов Рюкю из Китая. Не
удивительно, что идея заимствования этих приёмов возникла
первоначально именно у рюкюских крестьян, которые по своей
этнической принадлежности были отличны от собственно
японцев, удерживавших население Окинавы и других островов
архипелага в подчинении при помощи силы самурайских дружин
из Японии). Самураи начинали упражняться в искусстве борьбы
ещё мальчиками, но даже самым крепким из них требовалась
непрерывная практика в течении нескольких лет, чтобы
овладеть её приёмами.
Школы формировались исторически, согласно принципам кровного
родства (сэй) или профессиональной общности (дай). Чаще
всего в период зрелого и позднего средневековья рю
действовали в рамках отдельных самурайских кланов и являлись
достоянием клана.
Большинство японских школ, как, впрочем, и китайских или
корейских, были обязаны своим происхождением подвижнической
деятельности Отца-основателя (сёсэй, или сёдай),
удостоившегося божественного откровения после долгих лет
поисков. Пресловутое "откровение" (тэнсин сё), даже если оно
и впрямь имело место, непременно приписывалось
благочестивому самураю или храмовому воину (сохэй) для
вящего престижа. Многие рю, окутанные ореолом
таинственности, носили более или менее заметный отпечаток
влияний тантрического буддизма и синтоистской мистики. Почти
все имели "опорный пункт" в каком-либо буддийском или
синтоистском храме, где не только отправлялись местные и
общегосударственные культы, но и шли регулярные занятия.
Храмы, особенно дзенские, с их специально оборудованными
залами для медитации и просторными дворами, были идеальным
местом для упражнения в бу-дзюцу.
В отличие от Китая, где антиманьчжурская борьба тайпинов и
ихэтуаней вывела воинские искусства за рамки отдельных школ
и сект, сделав их доступными для широких народных масс,
японские бу-дзюцу всегда имели ярко выраженный сословный
характер и развивались в русле эзотерических традиций.
Простолюдинам изучать самурайские бу-дзюцу запрещалось. Даже
внутри одного клана далеко не каждый получал доступ в святая
святых, тайным традициям школы (мицудён). Наставления
Отца-основателя и его ближайших преемников обычно
фиксировались в рукописном свитке с иллюстрациями (макимоно),
который хранился непосредственно у главы школы. Однако и
располагая подобным свитком, самостоятельно, без опытного
наставника, освоить сложные комбинации приёмов было делом
безнадёжным. Учитель в течении долгих лет передавал свои
знания ученикам "из рук в руки" и "от сердца к сердцу".
Официальный руководитель школы назывался иэмото (букв.
"глава дома"). Со временем система иэмото превратилась в
широко разветвлённый узаконенный институт, объединяющий не
только традиционные искусства, но и такие разнородные
области, как придворная музыка, сложение пятистиший - танка,
гадание, каллиграфия, живопись, пение, соколиная охота, игра
в мяч, аранжировка цветов, изготовление коллажей и фигурок
из бумаги, театральные представления Ноо и т. д.
Целью создания системы иэмото была максимальная
профессионализация всех "общественно-полезных" занятий по
цеховому признаку, выработка канонов и раздел сфер влияния
между конкурентами. Кроме того, в рамках каждой школы, как и
в Китае, складывались особые отношения между наставниками и
учениками, представлявшие собой странную смесь конфуцианских
добродетелей, дзен-буддийской жизненной философии и
низменных материальных расчётов. Целью обучения
провозглашалось постижение великого Пути (кит. - Дао, яп.-
До), присущего тем или иным предметам: мечу, копью, кулаку,
цветам, чаю, бумаге и т.п. другими словами, учитель должен
был раскрыть ученикам истинное предназначение данного
предмета (например, меча) и научить извлекать из него все
преимущества, которые этот предмет может дать в земной
жизни.
Поскольку древнее конфуцианское правило гласит, что долг
ученика перед учителем выше гор и глубже морей, авторитет
иэмото был абсолютно непререкаем. Поступая в школу, ученик
добровольно обрекал себя на духовное рабство, которое
нередко дополнялось рабством физическим: новичкам
доставалась вся грязная работа в доме учителя.
В разраставшихся школах, которые насчитывали порой десятки и
сотни человек, иэмото назначали из числа лучших учеников
старших инструкторов (сихин), однако оставляли за собой
право приёма экзаменов и выдачи лицензий на преподавание. В
дальнейшем стали появляться преподаватели нескольких
разрядов, которые постепенно передавали своих учеников из
младшей группы в старшую. Создавалась иерархическая
лестница, в основном копировавшая структуру отношений в
самурайских кланах. Как уже отмечалось, новшества и
всевозможные нововведения в подобных условиях были почти
невозможны, и поэтому школы бу-дзюцу сохранили все свои
изначальные особенности до наших дней.
Верность господину и беспрекословное подчинение наставнику
стали основой педагогической системы средневековых школ
бу-дзюцу. "Когда личность - а не разум, душа - а не рассудок
избираются учителем в качестве материала для работы, всё
занятие обретает священный характер", - пишет Нитобэ Инадзо
в книге "Бусидо. Душа Японии".
"Родители дали мне жизнь, учитель сделал меня человеком",
гласит одна из заповедей самурайства. При такой постановке
вопроса почёт и уважение, оказываемые учителю, были
чрезвычайно велики. "Твои отец и мать подобны небу и земле,
- гласит другая заповедь. - Твои господин и учитель подобны
солнцу и луне". Нетрудно проследить в этих изречениях
кровное родство с широко известными конфуцианскими догмами,
на которые опирались правители феодальной Японии. Обучение в
родовых, семейных школах начиналось чуть ли не с
младенчества, и от юного неофита не требовалось иных
гарантий верности, кроме кровных уз. Традиция оттачивалась
из поколения в поколение, достигая в каждом новом отпрыске
рода предельного блеска и совершенства. Постепенно семья
разрасталась в силу естественного прироста, и обладателями
секретов школы значительное число людей. Это была элитарная
прослойка рю, приобщённая к "тайным заповедям". В некоторых
случаях все они были связаны обязательством никогда, никому
и ни под каким видом не выдавать своих особых познаний - на
протяжении веков дзюцу бытовало в узких рамках родовой
школы. Иногда прославленные мастера благодаря своим ратным
подвигам получали назначение на официальную должность
придворного или армейского наставника фехтования, стрельбы
из лука и т.п. Естественно, вассальный долг обязывал
виртуоза не за страх, а за совесть обучать молодых самураев,
что он и делал, не посвящая, впрочем, своих подопечных в
мицудэн.
В рю, сформированных по принципу профессионального отбора,
приём и посвящение осуществлялись по-иному. Многое роднит их
с китайскими школами у-шу. Абитуриента, если он не был лично
знаком с главой школы, непременно рекомендовал кто-либо из
старших учеников. Поступающий должен был представить
доказательство своего благородного происхождения из
семейства самурая (букэ) или киотской дворцовой знати (кугэ).
Далее в процессе собеседования выяснялась степень его
физической и духовной подготовки и оговаривались условия
занятий (большинство школ были платными). Если беседа
заканчивалась обоюдным согласием сторон, поступавший
расписывался кровью, а точнее, как было принято на Востоке,
ставил фамильную печать под уставом школы. Правила,
перечисленные в уставе, варьировали большинство положений
Бусидо, делая особый упор на уважении учителя (сэнсэй) и
старших по уровню мастерства (сэмпай). В любом уставе
требование секретности стояло на одном из первых мест.
Нарушение обязательств по отношению к школе каралось
смертью. Рю во главе с верховным наставником функционировала
во времени и пространстве как некое независимое социальное
объединение, братство по оружию. Прошедший полный курс
обычно получал сертификат в виде свитка с печатью учителя,
но на этом связи со школой не прерывались, ибо считалось,
что долг перед наставником оплатить в земной жизни
невозможно.В школах бу-дзюцу, за редким исключением, не
существовало специальных тренировочных костюмов. Поскольку
полученные навыки должны были находить применение в реальной
жизни, самураи приходили на занятия в стандартном
"партикулярном" платье. Обычно это были куртка с широкими
рукавами (хаори) и широкие шаровары (хакама), не стеснявшие
движений. Непременными деталями служили кушак и повязка на
лоб для удержания волос (хатимаки). На занятия полагалось
приходить босыми, хотя в быту самураи обувались в мягкие
сандалии (дзори) или сандалии в виде дощечек на подставках (гэта).
Можно представить себе, с какими сложностями при отражении
неожиданной атаки сталкивались опытные мастера, облачённые в
парадные одежды - длиннейшее кимоно с рукавами почти до пола
и "выходные" удлинённые шаровары (нагабаками) со штанинами,
шлейфом, волочащимся по земле!
К обучению в школе воинских искусств (в одной или
последовательно в нескольких рю) самурай готовился с
детства. Японские дети, несмотря на присущее родителям
исконно конфуцианское чадолюбие, всегда росли в суровых
условиях. В самурайских домах, как и в крестьянских,
мальчишки зимой и летом бегали в лёгком платье с непокрытой
головой и босиком, либо в лёгких соломенных сандалиях. Носки
(таби) выдавались только к парадным выходным. Отопление,
представлявшее собой вмонтированную в пол жаровню с углями,
было редкостью даже в замках. Знаменитое стихотворение, в
котором критики порой усматривают нотки социальной сатиры,
отражало типичную деталь средневекового быта:
Провёл я как-то ночь
В опочивальне князя -
И всё равно продрог.
Вот что пишет автор "Сокрытого в листве" о воспитании детей
в самурайских семьях:
"Существуют вполне определённые методы воспитания ребёнка
самурайского рода.
С ранних лет нужно поощрять его храбрость, не следует
запугивать его или обманывать. Если ещё в детстве он будет
мучиться тревогой и страхами, след от нанесённого ущерба
останется с ним до могилы. Родители не должны слишком
опекать ребёнка, нельзя позволять ему обнаруживать страх при
ударе грома, не нужно запрещать ему гулять в темноте.
Скверное обыкновение - рассказывать ребёнку страшные
истории, чтобы заставить его замолчать, когда он плачет. В
то же время, если ребёнка слишком сильно наказывать, он
вырастет робким, самоуглублённым созданием. В любом случае
необходимо заботиться, чтобы он не приобрёл дурных черт
характера".Рацион взрослых и детей включал в основном рис,
редьку, баклажаны и огурцы, сою, кое-какие соленья,
моллюсков и рыбу. Мясо, запрещённое буддизмом, потреблялось
лишь изредка, после охоты или на званых пирах в замках
знати.
С младых ногтей самурая приучали не бояться темноты,
одиночества, дикого зверя и нечистой силы. Классическая
литература переполнена рассказами о подвигах самураев,
торжествующих благодаря своему хладнокровию и мужеству над
коварной нечестью. Вкус к выслеживанию, погоне, убийству
прививался на охоте. Бесстрашное отношение к человеческой
крови впитывалось при упражнениях с мечом на трупах врага,
на преступниках в тюрьме, а порой и на не в чём не повинных
живых бродягах и нищих крестьянах. К пятнадцати годам, когда
подросток проходил обряд инициации и, выбрив лоб, получал
два самурайских меча, он уже был вполне подготовлен к
карьере воина.
Учитывая подобную подготовку, самураи сравнительно легко
переносили физические и моральные тяготы, которые поджидали
их на начальном этапе обучения в школах бу-дзюцу. А тяготы
были немалые. Месяцами длились скучные, однообразные
упражнения. Постановка базовой техники новой школы даже у
опытных самураев зачастую отнимали годы. Обучение по
ускоренной программе не практиковалось вообще, ибо принято
было считать, что каждый поступивший в данную школу (нюмонся)
должен вжиться в новую систему, полностью перестроив свой
организм. Дважды в год, в зимние холода и в разгар летней
жары, по восемьдесят дней проводились усиленные занятия -
"сборы", так называемые зимние учения (как-кэйко) и летние
учения (сёто-кэйко). В эти периоды тренировки продолжались
почти круглосуточно, чередуясь с часами сидячей медитации -
практика, пришедшая из дзенских монастырей. Зимой - в снегу
босиком и без тёплой одежды, летом - на солнцепёке, в
духоте, под дождём. Так проходили "сборы", и точно так же
проходят они во многих школах поныне.
Преподавание с точки зрения технических деталей было
полностью подчинено канону, который не менялся в течении
веков. Малейшая попытка исправить или дополнить мастера
рассматривалась как вопиющее нарушение этикета.
Само слово "учиться" (манабу) в японском языке происходит от
глагола манэбу, что означает "подражать", "копировать".
Таким образом, ученик должен был прежде всего тщательно
копировать действия учителя. Далее, слово "тренировка"
применительно к воинским искусствам обозначается понятием
"закрепление и повторение старого" (кэйко), где под "старым"
подразумеваются прежде всего заветы старых мастеров.
Можно утверждать почти наверняка, что школы бу-дзюцу,
дожившие до наших дней, абсолютно идентичны если не по
укладу, то по методике обучения своим далёким предкам времён
феодализма.
Методика преподавания в школах бу-дзюцу была весьма сходна с
китайской.
Первый этап - постановка базовой техники (кихон), закладка
основ правильных движений: блоков, ударов, стоек, переходов,
маневрирования.
Второй этап- разучивание комбинаций (рэндзоку-вадза) из
нескольких элементарных приёмов с завершающим ударом или
броском (иппон-вадза и самбун-вадза).
Третий этап - разучивание сложных комплексов формальных
упражнений с включением многочисленных приёмов (ката),
имеющих также и прикладное значение. На этой стадии
предполагался активный духовный рост, способствовавший
достижению совершенства.
Овладевший всем техническим арсеналом школы проходил
посвящение в тайные традиции (мицудэн), если заслуживал того
по мнению наставника.
Далее перед ним открывались широкие просторы свободного
варьирования сочетаний и приёмов и оттачивания мастерства.
В процессе обучения ученик должен был всесторонне
подтвердить свои бойцовские и человеческие качества,
достойно зарекомендовав себя перед учителем и старшими
собратьями. Соответствующий пояс (хотя система поясов
появилась сравнительно недавно), а также дан (степень
зрелого мастерства) присуждались либо самим наставником,
либо общим собранием старших учеников под председательством
наставника. Каждое звание подтверждалось удостоверением
вплоть до заключительного сертификата мастера высшего класса
(мэнкё).
Обратимся к популярному жизнеописанию знаменитого
фехтовальщика XVI в. Цукахара Бокудэн:
У мастера было три сына, которые с детства обучались
владению мечом. Пришло время - и отец решил проверить, на
что способны его наследники. На шнурке занавески,
прикрывавшей вход в комнату, он поместил подушечку, которая
должна была упасть пли лёгком колебании ткани. Затем отец
приказал сыновьям явиться к нему в порядке старшинства.
Подойдя к двери, старший сын по провисанию шнурка,
конфигурации складок и прочим малозаметным признакам
догадался, что над входом - какой-то посторонний предмет.
Протянув руку, он осторожно снял подушку, раздвинул складки
и вошёл.
Средний сын сюрприза не заметил, но когда подушка сорвалась
со шнурка, успел поймать её в полёте.
Младший сын рывком откинул занавеску, и подушка шлёпнулась
ему на затылок - но прежде, чем она успела коснуться земли,
бравый самурай рассёк её надвое мечом. "Ты, сын мой, -
сказал Бокудэн старшему, - готов к тому, чтобы стать на Путь
меча. Ты, - сказал он среднему, - должен ещё немало
потренироваться, а ты, мой младший сын, - позор для нашего
рода!"
Среди самураев, не связанных ежедневной службой, популярно
было паломничество из школы в школу (муся сюгё) с целью
накопления опыта и расширения диапазона бу-дзюцу. Иногда
такого рода рыцарские странствия носили агрессивный
характер. В жажде утвердить славу непобедимого фехтовальщика
самурай, подобно своим европейским коллегам-рыцарям, вызывал
на поединок всякого, кто подворачивался под руку. Поскольку
основной заповедью в большинстве рю было убийство наповал с
первого удара (хиссацу), побеждённому редко приходилось
жаловаться на пристрастность судьи или нарушение правил.
Если повод для поединка был достаточно важным, противнику
посылался официальный письменный вызов с подробным и весьма
напыщенным изложением мотивов. Таким же образом решались и
споры между конкурирующими школами. Решительное поражение
или смерть главы одной рю чаще всего приводили к возвышению
другой.
Овладение секретами воинских искусств для самурая было
равносильно бесконечному Пути, духовному и нравственному
самосовершенствованию во имя наилучшего исполнения долга:
"Тренировке человека нет конца. Бывает, что вы вдруг
начинаете чувствовать себя достигшим полного совершенства и
перестаёте заниматься тем, чем занимались до сих пор. Между
тем, кто хочет быть совершенным, тот всегда должен помнить,
что он ещё очень далёк от этого. Только не довольствующиеся
уже достигнутым и постоянно стремящиеся к высшим достижениям
будут почитаться потомством за лучших людей", - убеждает
"Сокрытое в листве".
Так же как истинный художник считает, что лучшая его картина
ещё не написана, истинный воин должен считать, что подлинные
секреты мастерства ему ещё не доступны, как и горные высоты
духа. Хотя буддийские стадии самосовершенствования и не
имеют прямых аналогов в воинских искусствах, идея
"восхождения" в обоих случаях вполне очевидна. Это
восхождение осуществляется по стадиям, которые как бы
соответствуют виткам спирали в классической диаграмме,
изображающей развитие Вселенной. Спираль, уходящая в
беспредельность. Только духовное прозрение, слияние с
Пустотой, с Абсолютом и ощущение внутренней гармонии могут
сделать человека настоящим Мастером воинских искусств или
Мастером чайной церемонии, икэбаны, живописи,
поэзии…Священное писание самурая, "Сокрытое в листве",
гласит: "Следует ценить золотую середину", но когда речь
идёт о воинских искусствах, даже в ежедневных тренировках
самурай должен неизменно чувствовать, что его мастерство
превосходит мастерство соратников… Самурай, чья конечная
цель заключается с победе на поле брани, в одолении
доблестного противника, является истинным воплощением
самурайской чести и мужества, неукротимым и рьяным".
Наибольшее внимание в среде буси уделялось важнейшим
разновидностям оружия - мечу, копью, алебарде, луку. Борьба
без оружия всегда имела второстепенный характер и
практиковалась только как вспомогательное средство "на
чёрный день", так как самурай всегда носил при себе
небольшой арсенал и не расставался с ним даже ночью. Однако
в любом виде рукопашного боя требовался психофизический
тренинг кэмпо.
Чаще всего в школах бу-дзюцу преподавали технику владения
одним-двумя из основных видов оружия на базе классического
кэмпо. Школа бу-дзюцу давала относительно узкую
специализацию, но, кроме того, самураю полагалось знать и
зачатки других важнейших дзюцу (каноническое их число
составляло восемнадцать), чтобы столкновение с мастером
другой школы не было для воина роковым сюрпризом.
Квалифицированный буси являлся в известном смысле
универсалом и мог со своим мечом, копьём или палицей, а
иногда и просто голыми руками успешно обороняться против
многих противников.
Даже женщины в самурайских домах обучались владению
алебардой (нагината), а иногда также мечом и кинжалом, чтобы
уметь в случае необходимости постоять за себя, а главное -
чтобы проникнуться духом воинских искусств, понять
устремления отцов, мужей, братьев и быть им верной опорой в
жизни.
Преподавая дзю-дзюцу самураям, их наставники подчёркивали,
кроме всего прочего, что самурайская борьба без оружия
является "истинной наукой японского народа", дающей ключ к
пониманию многих философских и этических вопросов
мировоззрения японцев. Дзю-дзюцу требовала от изучающих её
глубокого знания анатомии человека, соблюдения диеты,
выработки спокойствия и хладнокровия. Только воин, способный
сохранять самообладание при любых обстоятельствах, мог
эффективно применять приёмы дзю-дзюцу, невзирая на
вооружение или силу противника. И в этом случае определяющее
значение имела психологическая тренировка по системе дзен с
её медитацией. Не менее важными в борьбе были отработка
выносливости, достигаемой в результате каждодневных
тренировок при работе над приёмами, и соблюдение диетических
норм. Рацион самурая не допускал излишков и включал в себя
такие продукты, как рис, овощи, рыба, фрукты. Летом на
завтрак и обед подавались свежие фрукты и овощи (лук,
помидоры, морковь, редька, репа, капуста и т.д.), варёная
рыба, рис и чай - напиток, поднимающий жизненный тонус.
Зимой пища воина оставалась такой же, с тем лишь изменением,
что в неё входили ещё лепёшки, а фрукты и иногда рыба
присутствовали на столе в сушёном виде. Считалось, что
подобная еда всегда поддерживает превосходное здоровье и
укрепляет силу мускулов.
Хотя тренинг самураев в школах бу-дзюцу был строго
засекречен и взору изумлённых зрителей представали порой
лишь его результаты - тела, разрубленный от плеча до пояса,
отражённые голыми руками стрелы, вспоротые животы, - нет
никаких сомнений, что этот тренинг имел много общего с
подготовкой мастеров в континентальных школах кэмпо.
Вот текст, извлечённый из классического трактата - макимоно.
В нём, как в капле воды, отражена вековая мудрость воинских
искусств, их философия и логика, психология и космогония.
Подобные откровения существовали в традиции многих школ. Их
заучивали и повторяли как заклинание перед тренировками и
боем:
У меня нет родителей -
моими родителями стали Небо и Земля.
У меня нет очага -
Единое Средоточие (сайка тандзен) станет моим очагом.
У меня нет божественного могущества -
честность станет моим могуществом.
У меня нет средств к существованию -
покорность природе станет моим средством к существованию.
У меня нет волшебной силы -
внутренняя энергия (ки) - моя магия.
У меня нет ни жизни, ни смерти -
вечность для меня и жизнь и смерть.
У меня нет тела -
смелость станет моим телом.
У меня нет глаз -
вспышки молнии - мои глаза.
У меня нет ушей -
пять чувств - мои уши.
У меня нет членов -
мгновенное движение - мои члены.
У меня нет закона -
самосохранение станет моим законом.
У меня нет стратегии -
свобода убивать и свобода даровать жизнь
(саккацу, дзидзай) - вот моя стратегия.
У меня нет замыслов -
случай - мой замысел.
У меня нет чудесных свойств -
праведное учение придаст мне чудесные свойства.
У меня нет принципов -
приспособляемость ко всему (ринкёкэн) вот мой принцип.
У меня нет тактики -
пустота и наполненность (кёдзицу) - вот моя тактика.
У меня нет талантов -
быстрота духа-разума (тои сокумё) - вот мой талант.
У меня нет оружия -
доброжелательность и правота - моё оружие.
У меня нет крепостей -
невозмутимый дух (фудосин) - моя крепость.
У меня нет меча -
растворение духа в Пустоте (му-син) - вот мой меч. |
|
<
НАЗАД В РАЗДЕЛ |
|
|
|