|
|
|
|
| |
|
●
НИРВАНА И САНСАРА |
|
<
НАЗАД В РАЗДЕЛ |
Один монах спросил Дасю Экая,
одного из дзенских мастеров правления династии Тан, когда
дзен был в расцвете:
- Что такое великая нирвана?
- Не связывать себя с кармой рождения и смерти - вот великая
нирвана.
- А что тогда карма рождения и смерти?
- Желание великой нирваны и есть карма рождения и смерти.
Нирвана - центральное понятие буддизма, означающее высшее
состояние, цель человеческих стремлений. В буддизме
психологическое состояние полноты внутреннего бытия,
отсутствие желаний, совершенной удовлетворённости и
самодостаточности, абсолютной отрешённости от внешнего мира.
Карма - (санскрит - деяние). Одно из основных понятий
индийской религии (индуизма, буддизма и джайнизма) и
философии, дополняющее понятие сансары. В широком смысле -
общая сумма совершённых любым живым существом поступков и их
последствий, определяющая характер его нового рождения,
перевоплощения. В узком - влияние совершённых действий на
характер настоящего и последующего существования).
Сансара - одно из основных понятий индуистской религии и
религиозной философии, перевоплощение души в ортодоксальных
брахманистско-индуистских системах или личности (в буддизме)
в цепи новых рождений (в образе человека, бога, животного);
осуществляется по закону кармы).
В буддизме противопоставляется нирвана и сансара (рождение-и-смерть).
Нам говорят: чтобы достичь нирваны, нужно выйти за пределы
сансары. Таким образом, первый ответ Дайсю вполне правилен,
но его второй ответ ставит нас в тупик, потому что, если мы
не желаем нирваны, как же мы заставим её прийти к нам самой?
Это кажется нелогичным. Поскольку нирвана - это что-то
желаемое и всем буддистам советуют к ней стремиться, чтобы
избежать пут сансары, которая является причиной всех наших
страданий, то разве не логично желать нирваны и всеми
способами достигать её?
Каким образом желание нирваны может быть причиной
кармических рождений-и-смертей?
Ответ Дайсю выглядит совершенно иррациональным (алогическим,
противоречащим). Вообще, дзенские мастера - наиболее
иррациональные учителя, и они требуют от нас внести эту
иррациональность в повседневную жизнь. Величайшая ошибка -
мерить всё прокрустовым ложем логики или считать её мерилом
человеческого просвещения. То, что в японском искусстве
называется "мё" или "мёю", появляется, когда рациональность
(разумность, целесообразность) вещей не оценивается. (Мё -
нечто, вне понимания анализа, ю - движение или
действие).Фактически, все оригинальные творческие
произведения создаются бессознательным, которое выходит за
пределы рациональных схем. Не только буддисты Махаяны, но и
философы-даосы выступают против интеллектуализации духовных
тренировок. Поэтому дзенский учитель и заявляет, что нирвана
достижима только тогда, когда её не желают. Желать - значит
делать выбор, а выбор производит интеллект, в то время как
нирвана по ту сторону интеллекта.
В связи с этим можно привести цитату из Первого Послания к
Коринфинянам св. Апостола Павла: "И плачущие, как не
плачущие, и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как
не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не
пользующиеся". Итак - желать нирвану, как будто не желая.
Когда этот парадокс постигнут, мы обладаем нирваной, будто
не обладаем. Быть сознательно бессознательным - в этом
секрет нирваны, из которой исходит мёю творчества. Мё или
мёю означает "нечто, что бросает вызов препятствию сил
человеческого мышления". Иными словами, это такая
деятельность, которая исходит прямо из глубины каждой
личности без помех все разделяющего интеллекта. Это действие
происходит настолько прямо и незамедлительно, что интеллект
не находит места, куда бы он мог влезть и разделить это на
части.
Как говорил один дзенский учитель: "Когда ученик питает
какую-то мысль о рождении-и-смерти, он идёт по пути дьявола.
Как только он отказывается от всех воззрений, он
присоединяется к философам мудрецам". Т.е., когда мы
оставляем попытки интеллектуального понимания, мы выходим за
пределы рождения-и-смерти и можем свободно работать в
чудесной сфере Нерождённого, где художник может проявить мё
во всём его многообразии. "Точка зрения" или "мысль" -
проявление интеллекта, и там, где она есть, Не рожденное или
Несознательное встречается со всевозможными препятствиями.
Вот почему дзенский учитель советует нам не придерживаться
ни одной "мысли" и "точки зрения", отрицательной или
утвердительной относительно рождения-и-смерти, так же как и
нирваны. Интеллект используется для практических целей,
которые сообразуются исключительно с практической выгодой
или пользой и творческая способность интеллекта может
действовать лишь в этих пределах.
Нечто подобное происходит и в искусстве фехтования. Это
ужасное искусство, ибо за каждую ошибку можно заплатить
кровью. Меч прямо перед вами, и он готов в любой миг
повергнуть вас наземь. Если в буддизме мы говорим, что
борьба происходит между идеями нирваны и сансары, то в
фехтовании борьба происходит между жизнью и смертью. Борьба
буддиста происходит больше в плане концепций, борьба
фехтовальщика более реальна и остро переживается. Но если
борьба переживается и понимается двойственно, тогда лучшим и
единственным путём считают обычно выбор чего-нибудь одного
и, не думая о последствиях, смело ринуться вперёд. Но для
фехтовальщика это, конечно, гибель. Пока мысль о смерти
сидит в сознании фехтовальщика, она неосознанно и неизбежно
будет вести в том направлении, которого он всеми силами
пытается избежать. Другая возможность, если оставить выбор в
стороне, это совсем отказаться от мысли остаться в живых
после схватки. Ибо часто случается, что те, кто любит жить,
теряют жизнь, а те, кто ненавидят её, обретают её, как
сказали бы христиане. Но вот истина: "Вы можете что-то
любить или ненавидеть, но любое из этих чувств, проникая в
ум, будет неизбежно как-то окрашивать ваше сознание и
подобное поведение отразится на вашем мече. Истинный
фехтовальщик должен быть совершенным человеком в даосском
смысле, и должен быть над жизнью-и-смертью, как буддийский
философ над нирваной и сансарой".
Никакая борьба хорошо не кончится, пока не достигнут момент,
где любая из сторон не может омрачающе влиять на другую. Не
нейтральность, равнодушие, безучастность, безразличие, но
трансцендентальность - вот что необходимо. Это цель
фехтовальщика. Может показаться странным, что фехтовальщик
хочет быть философом, но в Японии, как и в Китае, искусство
- дело не технологии, а духовного прозрения, духовной
практики. И фехтование не исключение.
Тот, кто преодолел границы двойственного представления о
жизни-и-смерти, тот живёт в подлинном смысле. Там, где есть
мысль о жизни или смерти, отрицательном или положительном,
там нет истинного пути. Когда фехтовальщик достигает
недвойственного сознания, он становится "великим гением" или
"совершенным человеком" в искусстве фехтования.
Сам фехтовальщик может и не желать для себя вечной жизни или
бессмертия, но должен надеяться, что его меч будет полон
жизни, чтобы он смог проявить всё тайное мё, доверенное ему,
ибо жизнь фехтовальщика целиком зависит от этого, хотя и не
принадлежит ему. До тех пор, пока человек прибегает к
приобретённой технике, чтобы нанести поражение противнику,
ему придётся неотрывно следить за каждым движением меча
противника. Это приведёт его в конце концов к "остановке
ума", какой бы краткой она не была. Надо сохранять свой ум в
постоянной текучести так, чтобы ударить врага в тот миг,
когда он допустит "суки", т.е. прилипнет к мечу взором.
Это прилипание и есть "остановка", а остановиться хоть на
мгновение, - значит, дать врагу возможность нанести удар.
Это и есть суки. Суки - буквально означает "интервал
расслабления". В борьбе не на жизнь, а на смерть, человек
испытывает величайшее напряжение, и миг расслабления влечёт
за собой смертельный удар.
То, что можно назвать "физической остановкой", исходит из
гораздо более глубокого источника. Достаточно малейшего
ощущения страха смерти или ничтожнейшей привязанности к
жизни - и ум теряет свою текучесть. Текучесть - это
беспрепятственность. Если ваш ум лишён страха, свободен от
всех форм привязанности и является сам себе хозяином, тогда
он не знает препятствий, промедления, остановок и увязания.
Тогда он следует своим путём, как вода. Он, как ветер -
дует, куда пожелает. Его можно уподобить и кругу с центром
где угодно, ибо у него нет окружности, нет и центра.
Онтологически, буддийские философы называют это состоянием
пустоты (шуньята).
Художники могут и не достигать этой высоты сознания, которая
не является сознанием в обычном смысле. Но они должны
испытать нечто сходное с этим, не вполне это сознавая. Когда
фехтовальщик, подобно тому, как это делают дзенские мастера,
сравнивает своё искусство с отражением луны в воде, он
передаёт своё состояние неосознаваемого, в котором держит
свой меч, будто не держит, и фехтует, будто не фехтует.
С духовной точки зрения, это состояние не-эгоизма или
отсутствия "Я". Именно это противостоит всему, что
происходит извне. Именно эта жёсткость не даёт нам принять
всё, с чем мы встречаемся и что нам противостоит. В детях
явственно преобладает бессознательное, что их выгодно
отличает от взрослых. У взрослых преобладает интеллект,
который выбирает и решает, и эти его качества отвращают нас
от "да будет так". Без чувства эго или "я" - нет моральной
ответственности, но божественное превосходит мораль. Так и
искусство. Оно пребывает в абсолютной свободе, но там, где
нет свободы - нет и искусства. Свобода, творчество, мёю -
это синонимы. Таково и искусство фехтования. Пока
фехтовальщик не достиг состояния свободы, в котором нет
жёсткого эго, у него не будет меча, который даёт жизнь, а
будет лишь оружие для убийства.
Меч в основном ассоциируется с убийством и большинство людей
недоумевают, что у него общего с дзен, одной из школ
буддизма - несущей любовь и милосердие. Искусство фехтования
различает меч, несущий жизнь, от меча, который несёт смерть.
Меч, используемый владельцем только в техническом аспекте,
дальше убийства не идёт, ведь его используют только тогда,
когда собираются убивать. И совсем другое дело там, где
вынуждены поднять меч. В этом случае не человек убивает -
меч. Такой человек никому не желает вреда, но появляется
враг, и тогда меч автоматически исполняет функцию
справедливости, а это есть функция. С таким мечом прошёл
среди нас Христос. Такой меч не для того, чтобы нести покой,
слезливо лелеянный сентиментальными людьми. Таким мечом
совершил самопожертвование мастер чайной церемонии Рикю.
Этот меч Ваджрараджи рекомендовал дзенцам Риндзай.
Этим мечом Вандзян Ходзяку размахивал бы независимо от его
применения. Когда меч призван играть такую роль в жизни
человека, он уже не средство самозащиты и не оружие
убийства, фехтовальщик при этом превращается в высочайшего
художника, создающего произведения подлинной оригинальности.
Может возникнуть вопрос: как это меч, который служит
убийству, может убивать сам по себе, а не по приказу того,
кто держит меч? Как неодушевлённое, механическое орудие
может создать подлинно самобытное творческое произведение?
Когда он выполняет возложенную на него функцию, можем ли мы
называть его чем-то оригинальным? Дело в том, что, если меч
находится в руках лишь технически совершенно фехтовальщика,
тогда он только инструмент и никаким собственным умом не
обладает. И то, что он делает, он делает технически, поэтому
никакого мёю в нём нет. Когда же меч в руках духовно
совершенного фехтовальщика, который держит его так, будто не
держит - тогда меч отождествляется с самим человеком, он
обретает душу и движется со всем искусством, присущим ему,
как фехтовальщику. Человек освобождается от всех мыслей,
всех чувств, порождающихся страхом, от всей своей
неуверенности, от желания победить. Человек начинает не
осознавать как он действует мечом; и человек и меч, если так
можно высказаться, соучастники неосознаваемого и именно
неосознаваемое может создать чудо творчества. Именно тут
фехтование становится искусством.
Когда меч неотделим от человека, он становится продолжением
его рук, частью его тела. Более того, тогда не разделяется
ум и тело, как это бывает, когда мы рассуждаем. Тело и ум
двигаются в полном согласии без помех интеллекта и эмоций.
Исчезает даже различие между субъектом и объектом. Движения
противника, как таковые, тоже не воспринимаются и так
называемый субъект отвечает на то, что ему диктуют
обстоятельства. Он не осознаёт, как ему отвечать. Обо всём
автоматически заботится его неосознаваемое, мгновенно
реагируя на всё происходящее.
Фехтовальщик называет это неосознаваемое "умом не-ума" (мусин-но-син)
или "умом, который не знает остановок" (тамарану кокоро) или
"умом покинутым и не покинутым" (сутэту сутэпу кокоро) или
"обыденным умом" (хэйдзё син). Секрет фехтования состоит
именно в достижении этого состояния ума или состояния духа,
потому что это состояние выходит за пределы чисто
психологических состояний.
Дзягю Тадзима-но-ками Мунэнори (1571 - 1646 гг.), один из
величайших фехтовальщиков за время существования этого
искусства, обучал Токугава Иэмицу (годы прав. 1604 - 1651
гг.) - третьего сёгуна правления Токугава.
Сам Тадзима-но-ками изучал дзен у Такуана (1573 - 1645 гг.)
и включил в тренировку фехтовальщика многие элементы учения
дзен. Он говорил, что последняя ступень овладения искусством
фехтования - это состояние не-ума. "Не-ум" (мусин) по
существу значит "обыденный ум" (хэйдзё син), и, когда он
достигнут, то задача выполнена. В начале каждый пытается
овладеть только мечом, причём как можно лучше. Это
естественно.
Техникой овладеть необходимо, но пока ум хоть на чём-то
фиксирован, пока фехтовальщик стремится всё совершить на
высшем уровне или проявить своё искусство, или превзойти
других, или слишком беспокоится, как он продвигается к
мастерству, - он будет совершать гораздо больше ошибок.
Почему? Потому что его самосознание или эго-сознание слишком
подозрительно наблюдает за полем его внимания, а это
препятствует свободному проявлению мастерства, которого он
достиг. Он должен избавиться от жестокого само- или
эго-сознания и положиться на естественный ход событий, ибо
всё, что необходимо, должно быть сделано, потому что ничего
особенного, по сути дела, и не предстоит сделать. Когда всё
совершается в состоянии не-ума или не-мысли, т.е.
отсутствуют все формы само- и эго-сознания, тогда
действующий совершенно свободен от всех помех и ничто не
нарушит линию его поведения. Если он стреляет из лука, он
просто снимает лук, накладывает на него стрелу, натягивает
тетиву, прицеливается и, когда чувствует, что всё в порядке,
даёт стреле лететь. Он не чувствует, что совершает что-то
особенно хорошее или особенно плохое, важное или самое
обычное. Это подобно тому, что, услышав звук, повернуться и
увидеть во дворе птицу. Это и есть "обыденный ум". Даже в
смертельной схватке фехтовальщик сохраняет такое состояние
ума. Он забывает серьёзность ситуации, не думает о жизни и
смерти. Он есть "недвижимый ум" (фудо-син).
Фудо-син подобен луне, отражённой в потоке. Вода потока
находится в движении, но луна сохраняет своё спокойствие. Ум
движется в ответ на десять тысяч ситуаций, но остаётся тем
же самым. Это вершина искусства. Все интеллектуальные схемы,
всё, что искусственно, в бою не должно существовать.
Дзягю Тадзима-но-ками приводит в связи с этим слова мирянина
Хо Кодзи: "Подобно деревянной лошади перед цветами и
птицами". Это и есть состояние мусин (не-ум). У деревянной
лошади нет ни ума, ни чувств, и когда она смотрит на цветы
или слышит пение птиц, она совершенно неподвижна. Человек
вовсе не похож на деревянную лошадь. У него есть чувства, он
подвержен множеству самых различных воздействий, но если его
движения вызываются внешними причинами, если он управляется
извне - тогда с ним всё кончено. Даже в схватке за жизнь
фехтовальщик должен оставаться самим собой, быть господином
самому себе. Как деревянный конь, он должен быть
нечувствителен ни к чему вокруг.
Однако, не следует думать, что Дзягю Тадзима-но-ками ставит
в пример нечувствительность лошади и деревянного петуха,
чтобы мы дошли до полной атрофии* или недоразвитости ума.
Напротив, он хочет, чтобы наш ум вернулся к своей природной
чистоте, совершенно освободился от всех психических блоков,
от всех помех, и до предела раскрыл всё, чем обладает.
Фехтовальщику нужно научиться владеть собой так, чтобы акт
видения моментально превращался в единый процесс.
Тадзима-но-ками считает, что видение должно сначала
возникнуть в уме, оттуда оно передаётся глазам, и затем
туловищу и конечностям. Вот тогда видеть и значит
действовать. Если не глаза, а сам ум в глубине первым
открывает или схватывает движения противника, тогда тело не
теряет времени, чтобы приспособиться к обстоятельствам.
Впрочем, современные психологи и врачи описывают процесс
зрения совершенно по-иному, т.е. сначала внешний мир
воздействует на наши органы восприятия, а затем уже
полученный импульс передаётся дальше в глубь. Но для
фехтовальщика в смертельной схватке, когда всё решает одно
мгновение, этот путь слишком извилист. И нам нет нужды
заниматься интеллектуальными фокусами ума.
Это напоминает совет Чжуан-Цзы, в котором он говорит о
воздействии ума ((син-сай), гл.4 стр. "Среди людей").
Сначала он говорит о целостном состоянии и затем продолжает:
"Когда слушаешь, слушай не ушами, а умом (кокоро, син); не
умом, но Ци (духом). Когда слушаешь ушами, там слышимое и
застревает, и ум дальше знака не идёт, а Ци - это нечто
пустое. Дао пребывает в пустоте, а пустота есть воздержание
ума".
Янь Юань спрашивает у Конфуция:
- Уже несколько лун я не пил вина, не ел мяса и скоромных
овощей. Можно ли считать, что я постился?
- Таково воздержание перед принесением жертв, а не перед
размышлением.
- Позвольте спросить тогда, что же такое воздержание перед
размышлением?
- Это значит, - ответил Конфуций, - сосредоточить свою волю
на одном, слушать не ушами, а сердцем, не сердцем, а духом.
Когда перестанешь слышать ушами и откликаться сердцем, душа
очистится и будет готова воспринимать вещи. Такой путь будет
стекаться в пустоту. Достижение пустоты и есть воздержание
ума перед размышлением.
- Пока я, Хой, не воспринял этого наставления, существовал
только я, Хой. Лишь начал я его применять, меня, Хоя, не
стало. Можно ли считать, что я достиг пустоты? - спросил Янь
Юань.
- Да, полностью, - ответил учитель. - Теперь я тебе позволяю
войти в клетку Царя и в ней разгуливать, оставаясь
равнодушным к царской славе. Станет слушать - пой, не станет
- умолкни. Существуй без покровителей и без ненавистников,
как бы вынужденно поселись в том же доме. Это почти то, что
нужно.
Ки (Ци) - это нечто неосязаемое, пронизывающее всю
Вселенную. С одной стороны это соотносится с духом (пневма),
это дыхание неба и земли. Когда Чжуан-Цзы определяет
"воздержание ума", как видение и слышание посредством Ки, он
отражает здесь устремление эго-сознания на самого себя, ибо,
пока в уме есть хотя бы одна мысль (ити-нэн или и-нэн) о
себе, она занимает весь ум, она заграждает текучее движение
и создаёт суки. Этим моментом враг обязательно
воспользуется. "Воздержание ума", о котором пишет Чжуан-Цзы,
выходит за пределы искусства фехтования. Чжуан-Цзы сознаёт
пустоту (кё), в которой заключены неограниченные
возможности. (Это относится к буддийской идеи шуньяты
(пустоты), которую представляли себе Лао-Цзы, Чжуан-Цзы и
другие даосы). Однако, даосские представления о пустоте
содержат в себе элементы относительности и не достигают тех
глубин, которых достигают буддисты. Не многие фехтовальщики
пережили этот источник всех вещей. Однако, тот, кто глубоко
проникает в тайны своего искусства, может притронуться и к
основам самой реальности. Разница между озарением
фехтовальщика и озарением дзенского учителя в том, что
фехтовальщик ограничен спецификой своего искусства, а
озарение дзенского мастера покрывает всю целостность
существования, потому что в его основе лежит особая дзенская
практика |
| |
|
<
НАЗАД В РАЗДЕЛ |
| |
|
|
