|
|
|
|
●
ВОСПИТАНИЕ САМУРАЕВ |
<
НАЗАД В РАЗДЕЛ |
Звание самурая в средневековой
Японии было наследственным. Сын, как правило, шёл по стопам
отца, становясь воином-профессионалом, представителем
сословия военно-служилого дворянства, и оставался в том
феодальном клане, членом которого был его родитель. Поэтому
в самурайских семьях особое внимание уделялось воспитанию
подрастающего поколения уже с раннего детства в духе бусидо.
Основной задачей наставников молодого буси была выработка в
нём того комплекса особенностей, которые считались
необходимыми в профессии самурая, т.е. воспитание человека
физически сильного, владеющего в полной мере военным
искусством, вооружённого знанием моральных принципов
господствующего класса.
Сын самурая с самого рождения окружался исключительной
заботой. Он являлся продолжателем рода, хранителем и
наследником его традиций. Он имел право совершать
религиозные обряды по отправлению культа предков. (Согласно
синто и конфуцианскому учению исполнять обряды и возносить
благодарность духам предков, "успокаивая" этим их души,
могли только мужчины.) Исходя из этого, рождение ребёнка
мужского пола в японской семье считалось праздником. С
особым вниманием относились к первому сыну, так как он по
закону уже с момента рождения считался наследником дома,
всего состояния семьи и имени самурая.
Кроме того, сын наследовал землю или рисовый паёк, за
который служил у феодала его отец. Поэтому, если самурай без
наследника в семье (в 1615 г. самураям было разрешено
усыновление наследников из среды их родственников, носящих
то же родовое имя) почему-либо не мог взять себе наложницу
или если последней не удавалось родить ему сына, феодал
конфисковывал у буси его надел и лишал родового имени. Это
означало, что самурай терял место в социальной структуре и
становился ронином. Такая мера часто практиковалась
феодалами при первых сёгунах Токугава ввиду того, что земля
находилась под их непосредственным контролем. В период между
временами Кэнтё (1601) и Кэинан (1651) около 60 феодальных
семей потеряли по этой причине свои феоды.
В первые дни после появления ребёнка на свет в дом самурая
приходили родственники, приносившие мальчику подарки, среди
которых были два веера изогнутой формы, рассматривавшиеся
как предвестники двух мечей воина и как символ храбрости.
Через несколько лет сын воина получал один или два (в
зависимости от ранга отца) маленьких игрушечных меча,
вырезанных из дерева. Это приучало юного самурая любить своё
оружие - мечи, принадлежность сословия воинов.
Развивать в детях самураев военный дух и почитание воинской
доблести (сёбу) были призваны ежегодные праздники мальчиков
- "танго-но сэкку", отмечаемые в пятый день пятого месяца по
лунному календарю и получившие затем большое распространение
в период Эдо. ("Танго-но сэкку" является одним из
традиционных японских праздников, который празднуется
повсеместно в Японии и в настоящее время). Во время
праздника мальчиков выставляли в доме искусно изготовленные
миниатюрные доспехи, надетые иногда на специально
изготовленных для этой цели кукол (кабуто-нингё), мечи, луки
и стрелы, знамёна, стараясь тем самым воспитать в будущем
самурае воинственность, уважение и благоговейное отношение к
военному снаряжению и к самому ремеслу самурая. Играть
такими мечами и доспехами детям запрещалось, на них можно
было только смотреть, так как демонстрация игрушек
приравнивалась к самурайской практике показа мечей и
доспехов.
Непременным аксессуаром на празднике мальчиков были
коинобори - изображение карпов, сделанные из цветной ткани
или бумаги и поднимавшиеся на бамбуковых шестах над каждым
домом, где жили один или больше мальчиков. (Число
вывешиваемых карпов соответствовало числу мальчиков в
семье). Карпы были предназначены для той же цели, что и
игрушечное вооружение. Они символизировали "мужественную
добродетель", которая подразумевала "военную добродетель". В
Японии карпы и доныне считаются самураями среди рыб. Их
рассматривают как символ энергии, храбрости и непреклонной
твёрдости. Детям воинов внушали, что от них требуется такое
же упорство в достижении цели, какое показывает карп,
преодолевая бурные потоки, такой же стоицизм и бесстрашие,
какие "проявляет", по словам самураев, эта рыба на столе
повара, не уклоняясь и не вздрагивая от удара ножа.
Возможно, что именно эти "качества" карпа обусловили
появление его амулетов в храме бога войны Хатимана.
Самурайская молодёжь приобщалась к профессии воина также во
время праздников в честь побед над айнами и в других битвах
эпохи средневековья, когда выставляли и носили по городу
самурайское снаряжение, демонстрировали искусство буси и
рассказывали повести о героизме (гундан). Значительное
влияние оказывало конфуцианство. По одному из его принципов,
дети должны были относиться к родителям с почтением и
уважением, дорожить ими, любить их, не противодействовать их
воле, не причинять им огорчения и беспокойства даже в том
случае, если "родители по влечениям своим были дурными
людьми и относились дурно к детям".
В бусидо такое отношение детей к родителям опосредовалось
принципом гири, обусловливавшим почитание возраста (уважение
родителей и старших вообще) и объяснявшим такие поступки,
как жертвование собой ради родителей.
Тщательное домашнее воспитание детей подразумевало чтение им
нравоучительных историй из книг конфуцианского характера.
Такого рода назидательные рассказы служили руководством к
практическому действию, являлись своеобразными сводами
моральных правил. Так, в одном из подобных рассказов
говорилось о том, как мальчик лёг в стужу на лёд замёрзшей
реки, чтобы растопить его теплом своего тела и достать рыбы
для своей мачехи; в другом - как мальчик спал ночью, ничем
не прикрывшись, чтобы отвлечь москитов от родителей на себя.
Однако конечной целью воспитания в ребёнке чувства сыновнего
долга (оякоко) были не только уважение и любовь к родителям
и старшим, проявляемые в деле. Высшим пунктом морального
обучения самурайской молодёжи в духе учения Конфуция
являлась выработка верности государю, который также
рассматривался как отец воина. Сыновний долг, таким образом,
служил как бы основой верноподданичества и приравнивался к
верности вассала сюзерену. В качестве примера можно привести
высказывание об обязанностях вассала одного из правителей
токугавской Японии князя Мито Мицукуни (1628-1700). Он
говорил: "Если виновным (в государственной измене) является
ваш отец, я не склоню вас к измене ему; поступить так -
значило бы погрешить против справедливости (гири). Сыновняя
любовь и верность суть одинаковые добродетели, поэтому вы
лично должны знать, как поступить в подобном случае, я
представляю решение подобного вопроса вашей совести".
Не меньшим уважением, чем отец, пользовался учитель молодого
самурая. Авторитет наставника был очень высок, его приказы
выполнялись беспрекословно. Популярное изречение гласило:
"Родитель тот, кто произвёл меня на свет, учитель тот, кто
делает меня человеком". В другой поговорке сказано: "Твой
отец и мать подобны Небу и Земле, твой учитель и господин -
солнцу и луне". Духовная услуга учителя (часто священника) в
воспитании считалась неоценимой. За воспитание человека
нельзя было дать материальное вознаграждение, так как нельзя
измерить неосязаемое и неизмеримое, за него следовало
бесконечно почитать и превозносить своего учителя.
Обучение в семье и наставления учителя были двумя основными
факторами, фундаментом в воспитании молодёжи сословия
самураев, формировавшими идеал воина, основанный на
мифических сказаниях, буддийском безразличии к смерти,
конфуцианском культе сыновней почтительности и чисто
японской основе - верности своему феодалу. Семья и наставник
прежде всего заботились о становлении характера подростка,
вырабатывали отвагу и мужество, выносливость и терпение.
Будущих самураев старались растить бесстрашными и смелыми,
другими словами, развивали в них качества, которые считались
в среде самураев самыми главными добродетелями, при которых
воин мог пренебречь своей собственной жизнью ради жизни
другого, особенно жизни своего покровителя и господина.
Такой характер развивался чтением рассказов и историй о
храбрости и воинственности легендарных героев, знаменитых
военачальников и самураев, просмотром театральных
представлений. Нередко отец приказывал будущему воину для
развития смелости отправляться ночью на кладбище или место,
известное своей дурной славой (где "водилась" нечистая сила,
духи и т.д.). Практиковалось посещение мальчиками публичных
наказаний и казней, а также ночной осмотр отрубленных голов
преступников, на которых сын самурая должен был оставить
свой знак, доказывающий, что молодой буси действительно
приходил на указанное ему место.
Чтобы развить у молодёжи терпение и выносливость, сыновей
воинов заставляли исполнять непосильно тяжёлые работы,
проводить ночи без сна (во время праздников богов учения),
ходить босиком зимой, рано вставать и т.д. Ненамеренное же
лишение пищи считалось полезным.
Мальчики и девочки воспитывались в умении контролировать
свои действия, воздерживаться от выражения своих чувств
восклицаниями, от стонов и слёз. "Что ты плачешь от таких
пустяков, трусишка? - говорила мать плачущему сыну. - Что ты
будешь делать, если тебе отрубят в битве руку или тебе
придётся сделать харакири?" С самого раннего детства детям
буси прививали чувство чести и стыда, учили быть правдивыми
и дисциплинированными.
Такое воспитание вырабатывало хладнокровие, спокойствие и
присутствие духа, помогало самураям не терять ясности ума
при самых серьёзных испытаниях. От
самурайского юношества требовали систематически
тренироваться, чтобы овладеть военным искусством, быть
всесторонне подготовленным для пользования оружием,
физически сильным и ловким. Молодые самураи должны были в
совершенстве владеть приёмами фехтования (на мечах и
алебардах), стрелять из лука, знать дзю-дзюцу, уметь
обращаться с копьём, ездить верхом (для юношей из
самурайских семей высокого ранга), обладать знанием тактики.
В каждом клане, при дворе каждого феодала для этой цели были
устроены великолепные фехтовальные залы, площадки для
стрельбы из лука и гимнастических упражнений, манежи, где
преподавали лучшие знатоки своего дела под непосредственным
руководством самого феодала. Обучение в этих клановых школах
начиналось обычно с восьми лет и продолжалось до 15.
Педагогические требования бусидо добавляли к овладению
военными искусствами ещё и изучение литературы, истории,
каллиграфии и т.д. Однако самураи останавливали своё
внимание на посторонних военному делу дисциплинах лишь
постольку, поскольку это касалось профессии воина и могло
быть полезно в военной практике. Специальные школы, в
которых преподавались классическая китайская литература,
изящные искусства и т.д., считавшиеся необходимым
аксессуаром поместья феодала скорее из приличия, как
подражание императорскому двору в Киото, где император
находился в почётной ссылке, презирались самураями и ни в
коем случае не были уважаемы, а лишь терпимы. В этих школах
можно было увидеть детей, не способных к овладению
самурайскими военными науками, болезненных и слабых, просто
физических уродов или же людей, добровольно отрешившихся от
мира насилия. Насмехаясь и презирая таких учащихся, самураи
говорили: "Занятия науками - это жалкий удел изнеженных
женоподобных царедворцев Киото, слабое здоровье которых не
позволяет им пользоваться своими мускулами и лишает их
приятной возможности упражняться в благородном искусстве
самураев".
Тем не менее именно из этой среды вышли многие национальные
мыслители, знаменитые поэты, писатели и прославленные
художники эпохи японского средневековья.
В 15 лет воспитание молодого самурая считалось законченным.
Он получал настоящие боевые мечи, с которыми не должен был
расставаться всю жизнь; девушке вручался короткий кинжал -
принадлежность каждой женщины сословия воинов. Юноша
переходил в новую возрастную группу - общество взрослых.
Совершеннолетие сопровождалось и другими иниционными
действиями, называвшимися "гэмбуку", или "гэнпуку".
Во время обряда половой зрелости иницианту, по древнему
обычаю, впервые делали причёску самурая - сакаяки: сбривали
волосы у лба и завязывали на макушке узел волос (мотодори).
Юноше надевали специальный высокий головной убор - эбоси,
приспособленный для ношения мотодори. Человек, который во
время церемонии надевал на голову молодого буси эбоси,
назывался "усироми", т.е. опекун, или эбоси-оя (букв.
"родитель по головному убору"). В Японии обряд инициации был
распространён как среди аристократии, так и простого народа
со времён древности. Начиная с периода Нара (710 - 794)
юноши аристократических семей церемониально инициировались
по ритуалу, определённому влиянием китайских обычаев. Этот
обряд назывался "уи-кобури", или "какан" (какан-но сики) -
"первое ношение короны").
В связи с гэмбуку самурай облачался впервые в одежду
взрослого человека; в её комплект вхо-дили широкие шаровары
(хакама), похожие на юбку и являвшиеся особым отличием
сословия воинов. Их первое торжественное одевание было
семейным праздником и связывалось с посеще-нием храма
божества - покровителя рода совершеннолетнего.
В состав инициационных действий входили получение взрослого
имени, церемониальное сожительство со своей невестой (хода-авасэ),
испытание силы самурая и т.д.
Опекуном подвергавшегося гэмбуку обычно просили стать
сильного и могущественного феодала, чему самураи придавали
очень большое значение и что рассматривалось как принятие
обоюдных обязательств сеньора и буси.
Получив оружие и пройдя обряд инициации, молодой самурай
обретал свободу и независимость в действиях, был преисполнен
чувства самоуважения и ответственности. Он становился
полноправным членом своего сословия.
Само собой разумеется, что, будучи профессиональными
воинами, самураи должны были основное внимание уделять
военному ремеслу и признавать только его единственным
занятием, достойным "благородного" человека, т.е. буси. Весь
комплекс того, что культивировал в себе каждый самурай, все
духовные и физические способности были подчинены в конечном
счёте единственному и главному моменту - овладению военным
мастерством, без которого было бы бессмысленным само понятие
"самурай". От степени военной и физической подготовленности
самурая зависело высшее требование, предъявляемое каждому
воину: умение бороться (с оружием или без оружия) с
противником и побеждать его. Это обусловило то, что, готовя
себя к основному в жизни - войне, буси постоянно
совершенствовали искусство воина и физическую подготовку уже
с раннего детства, упражняясь во владении оружием,
воспитывая телесную и духовную твёрдость, храбрость и
решительность.
Отличительной особенностью всех японских видов военных
искусств (бугэй) являлось то, что основной акцент при
овладении ими делался прежде всего на нравственно-моральную
сторону и развитие "духовных способностей самурая", т.е.
психической уравновешенности воина, а затем уже на
формирование физически развитой личности. Моральное
содержание таких дисциплин, как кэндо, кю-до и т.д.,
показывается иероглифом, который в сочетании с другими
звучал как "до", являясь основой этих слов, говорящей о
нравственном принципе и имеющей также глубокую связь с
религиозными аспектами жизни военного сословия. Моральный
принцип в военных тренировках японских воинов был обусловлен
учением Конфуция. В Конфуцианстве "до" рассматривалось как
определённая этическая категория. Что же касается
религиозного аспекта, то основой сделать была
непосредственная связь "до" с дзен-буддизмом.
Познание "до" ("правильного истинного пути", или "правды")
считалось главным в фехтовании, стрельбе из лука, борьбе без
оружия, плавании и т.д. (где оно являлось как бы образующим
идеалом самурая, достижение которого означало в философском
смысле познание самого себя), необходимым для гармонического
развития индивидуума.
Восточная философская традиция часто называет "до" "путём",
обладающим жизнедарящими силами, испускающим лучи света,
подобно солнцу. В этом плане "до" идентично понятию "дао",
трактуемому в философии и эстетике Китая как вечная и
неотъемлемая первопричина всего существующего духовного и
материального и отождествляемому объективным идеализмом с
источником вещей и явлений мира, с "путём" природы. В
соответствии с этим теоретики военных искусств считали, что
"до" как первичная субстанция может однократно пробуждать в
человеке "ценное" явление, понимаемое лишь инстинктивно,
мистически, что позволяет индивидууму становится причастным
цели "великого учения". В военных искусствах самураев "до"
носило характер образующего идеала и начала, без которых эти
искусства были невозможны. Целью и сутью борьбы было
достижение и соприкосновение каждого воина с "до", т.е.
слияние единичного и целого. Другими словами, "до" должно
было помочь самураю найти "единичное бытиё во всём", "войти
в соприкосновение с божественным (божеством), уловить его
присутствие, увидеть его существование. Это согласуется с
дзеновскими положениями об "изначальной природе Будды",
присутствующей во всём (живом и неодушевлённом), которая
постигается человеком посредством сатори, обретения нирваны
на земле, среди живых.
Таким образом, самурай, познавая "до", должен был достичь
военного мастерства, соприкасающегося с "истинным путём", и
"войти в совершенную гармонию с природой", с которой человек
составляет неразделимое целое. Преобладающее значение имела
внутренняя подготовка воина, на что обращалось больше
внимания, чем на напряжение внешних физических сил самурая.
Решающим фактором в деле выработки силы духа была медитация.
При помощи дзадзен - духовной основы военно-спортивного
образования самураев, призванной, по выражениям толкователей
дзен-буддизма, помочь в достижении гармонии с "отрицательным
ничто", воины должны были развить у себя психически
уравновешенное состояние для исполнения своих основных,
военных функций, а также для не менее важного дела -
тренировок в фехтовании, стрельбе и т.д., которые в свою
очередь выступали как репетиции собственно боевых действий.
Это было состояние "повышенной готовности", которое ни в
коем случае не означало "малодушной сонливости".
Несмотря на ряд чисто мистических элементов, медитация по
системе дзен имела и рациональное зерно. Прежде всего это
касается постановки правильного дыхания, что крайне
необходимо при любых физических упражнениях. Перед
тренировочным боем самураи обычно принимали позы,
характерные для дзен-буддийских монахов, приготовившихся к
созерцанию, и старались дышать глубоко и равномерно. Это
заранее готовило органы дыхания к физической работе и
содействовало дальнейшему ритмическому функционированию
лёгких во время самой схватки с противником, когда резко
возрастала потребность организма в кислороде.
Преимущественное духовное напряжение, способствовавшее
развитию самообладания, хладнокровия и трезвости мысли при
всех упражнениях, однако, не означало что в военных
искусствах самураев физический фактор (сила и выносливость)
рассматривался как несущественный. Являясь вторым образующим
элементом в военных дисциплинах, физическое воспитание
требовало от воина кропотливого оттачивания техники,
развития физической силы, выносливости, выработки почти
инстинктивной феноменальной реакции и координации движений.
Всё это достигалось в результате каждодневных и многочасовых
тренировок. |
|
<
НАЗАД В РАЗДЕЛ |
|
|
|